«7 Июля, после подавления вооружённого мятежа в Петрограде, поднятого представителями крайних социалистических течений, _ Правительство приняло решение о немедленном осуществлении предложенной министрами-социалистами программы. 1. Укажите год, когда происходили события, упомянутые в источнике? Из воспоминаний государственного деятеля «О событиях, случившихся в Петрограде, я узнал 1 марта в Батуме.
Боевая работа в Черноморском флоте адм. А.В Колчака
Тренировочный вариант ЕГЭ 2020 по истории №7 с ответами «ЕГЭ 100 БАЛЛОВ». Пробные варианты ЕГЭ по истории 2020. ЕГЭ история. Около Крюкова канала приехал на лошади ефрейтор одного из квартирующих в Петергофе кавалерийских полков и сообщал о том, как войска восстали в Петергофе и теперь идут к Петрограду. Вечером все успокоилось. 3 (16) июня в Петрограде открылся Первый Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов. 15 марта в Петроград уже прибыла первая делегация матросов, солдат и рабочих Черноморского флота, в большинстве своем эсеров, с требованиями к Временному правительству: войны до победы, усиления работ на оборону и созыва Учредительного. Одно из событий, это был взрыв, происшедший 7-го ноября на дредноуте Мария.
О событиях 25 октября 1917 г. в Петрограде
Они оба откровенно говорили, что всю жизнь мечтали о социальном перевороте, но их мечта была конституционная монархия, но не теперешняя анархия. Этого они не хо тели и не хотят, и не допустят до республиканского строя правления. Мы не доросли до этого, говорили они, рано для России». Используя отрывок, укажите три обстоятельства, которые можно отнести к предпосылкам отречения императора от престола. Показать ответ В правильном ответе могут быть указаны обстоятельства: 1 мнение всех командующих армий; 2 отказ Николая II от принятия решения о создании ответственного министерства; 3 отрицательное влияние на состояние дел жены Николая II — Александры Фёдоровны Аликс Источник: «История. Подготовка к ЕГЭ-2019. Под ред. Мельникова Рассказать друзьям.
Государь задумался. Потом сказал: — Поехать в Москву?
Мрозовский говорил, что Москва всегда отстоит меня. Но на ст. Дно пришла новая депеша, которая сообщала, что московский гарнизон целиком на стороне новаго правительства, что арестованы все власти, что в Москве нет иных войск кроме народных.
Тогда царский поезд стал метаться, — от Дна до Болотного и обратно, тщетно стараясь прорваться куда-нибудь. Наконец, на ст. Дно встретили поезд Иванова, который доложил государю обо всем происходящем в столицах и сказал: — Революционеры взяли в свои руки власть и теперь единственное спасение, — ехать в армию.
Одно из присутствующих лиц из состава свиты государя утверждает, что в эту минуту Воейков воскликнул: — Теперь остается одно: открыть минский фронт немцам и пусть германские войска придут для смирения этой сволочи! Адмирал Нилов, как ни был он пьян, возмутился и сказал: — Вряд ли это удобно. Ведь они заберут Россию и потом вам ее не возвратить.
Воейков продолжал настаивать, уверяя, что по словам Васильчиковой, император Вильгельм воюет не с Николаем, а с Россией, питающей противодинастиче ския стремления. Государь отвечал на это: «Да, об этом много раз говорил Григорий Ефимович, но мы его не слушали. Это можно было сделать еще, когда германские войска стояли под Варшавой.
Но я никогда не изменил бы Русскому народу». Сказав эти слова, государь заплакал. Затем помолчав, прибавил.
А Михаил пусть правит, как знает: его, кстати, и любят. Вот еще слова, сказанные Николаем при конвойцах: «Я подпишу отречение, пойду в армию простым солдатом, а потом пусть делают, что хотят, я никому мешать не стану». В последний раз я видел Николая в 4.
Он вышел на площадку, землисто-бледный в солдатской шинели с защитными полковничьими погонами, его папаха была сдвинута на затылок. Он несколько раз провел по лбу, разсеянным взглядом обвел станционные постройки. С ним рядом тяжело покачиваясь, стоял совершенно пьяный Нилов и что-то напевал.
Постояв недолго, Николай вошел обратно в вагон. Поезд тронулся. Попасть на него я не мог.
Утро России В Александровском царскосельском дворце в дни революции находилась Александра Федоровна со своими детьми. Первое известие о начавшемся в царскосельском гарнизонном волнении было сообщено Александре Федоровне вечером 27 февраля. По распоряжению военнаго начальства на защиту дворца была командирована большая часть царскосельскаго гарнизона.
В районе дворца расположились стрелки. Здесь были сосредоточены пулеметы, а впереди — бронированные автомобили. Этими силами защитники намеревались встретить революционные войска.
Утром 28 февраля царице сообщили о восстании войск царскосельского гарнизона и о возможности столкновения с ими тех войск, которые собраны для защиты дворца. Вскоре революционные войска подошли к дворцовому караулу, который сразу же перешел на сторону народа. Группа войск вошла в самый дворец, а часть офицеров — в императорские покои.
К ним вышла Александра Федоровна. Затем, обретясь к офицерам революционных войск, она сказала: - Сейчас я только сестра милосердия у своих собственных детей. Не вступая в дальнейшие разговоры, она удалилась во внутренние покои.
Офицеры ушли. Во дворце из всей семьи здоровы лишь Александра Федоровна и ее дочь Мария Николаевна. У всех корь.
Алексей слег в постель три недели назад, как раз перед отъездом в ставку. В последние три дня в положении Алексея наступает перелом, и с каждым днем положение его улучшается. Положение Татьяна Николаевны врачами признается весьма тяжелым.
Она часто находится в безсознательном состоянии и в последние два дня дышит кислородом. Температура у нее поднимается до 40 град. Все слухи, распространившие ся в столице о смерти Алексея таким образом, следует считать ложными.
Неверно также и известие о том, что он болен скарлатиной. Среди этих драгоценностей имеются различные диадемы, колье и другие вещи с весьма крупными бриллиантами. В целых охранения этих драгоценностей Павел Александрович обратился к Александре Федоровне с предложением сделать опись им и передать их под охрану временному правительству, которое может гарантировать их безопасность.
Это предложение было отклонено. События следуют друг за другом с такой головокружительн ой быстротой, что для яснаго уяснения их хронологической последовательнос ти мы предлагаем необходимым, в сжатом виде, восстановить в памяти все случившееся в пережитые Россией исторические дни. Отсутствие хлеба и других нужнейших предметов продовольствия вызвали в Петрограде брожение среди наименее обеспеченных слоев населения.
Первые признаки уличнаго движения обнаружились вечером 23 февраля. Толпа окружила пекарни и булочные с криками «Хлеба, хлеба! На другой день, 24-го февраля, с раннего утра, уличное движение приняло более широкие размеры и перекинулось с окраин в центр города.
Наряд полиции и жандармов оказались бессильными сдерживать толпу, которая двинулась по главным улицам. Около полудня на Знаменской площади собралось 12 000 народу. Движение трамвая было остановлено.
Несколько вагонов опрокинуто.
Я сказал, что если они имеют какие-нибудь конкретные факты, определенные поступки, то пусть доложат мне, и мы разберемся, но выгонять людей только за то, что они носят немецкую фамилию, нет решительно никаких оснований. Я указал им на того же адмирала Эссена, Ливена и др.
С этим вопросом было быстро покончено, и он больше не поднимался. Но вслед за тем начались всевозможные беспорядки с офицерами: требовании об удалении их, перемещении и т. Может быть, некоторые резонные причины здесь и скрывались в известных столкновениях между офицерами и матросами, но большая часть была лишена решительно всякого основания.
Я делал в этом отношения, что возможно, что возможно старался улаживать. Боевая деятельность Флота в это время совершенно [54] не прерывалась, — все шло, как шло раньше. Я был настолько убежден в этом, что, разрешая какой-нибудь митинг, знал, что стоит только поднять сигнал, как все, кто нужен на судах, бросят этот митинг и явятся на корабли и пойдут куда угодно.
Поэтому у меня была полная уверенность, и с этой стороны я считал себя совершало спокойным. Так шло все первые несколько недель, пока к вам никто извне не являлся и пока мы оставались сами с собой. Затем начался приезд всевозможных депутаций из Балтийского Флота.
Вместе с этим к нам хлынула масса самых подозрительных и неопределенных типов, началось ведение совершенно определенной пропаганды, направленной к развалу Флота, начали обвинять офицеров в империализме, в обслуживании интересов буржуазии. Был, кажется, праздник подводного плавания; подводниками в числе других надписей на знаменах было выставлено требование Босфора и Дарданелл. Вокруг этого была страшная полемика, — говорили, что Босфор и Дарданеллы нужны только буржуазии.
Вообще выставлялись те мотивы, которые выставлялись обычно при борьбе с первым правительством. Тогда уж начали появляться первые признаки развала, который быстро пошел среди команд. Меньше это сказывалось на рабочих.
Нужно сказать, что рабочие Черноморского Флота стояли, если можно так выразиться, выше команд в смысле дисциплины, порядка и организованности. Я прямо докладывал правительству и приписывал улаживание конфликтов спокойствию, внесенному со стороны рабочих и их органов. Когда, под влиянием пропаганды, Совет Матросских Депутатов поднимал вопрос о том, что надо требовать ликвидации войны и т.
В половине апреля мне стало ясно, что если дело пойдет таким образом, то, несомненно, оно кончится тем же, чем и в балтийском Флоте, т. В половине апреля в Одессу приезжал Гучков, который вызвал меня. В апреле месяце, приблизительно 12—15 число, я прибыл в Одессу, где Гучкова с большим подъемом демонстративно принимали, как нового военного министра.
Гучков был болен. Встретившись со мной, он обратился ко мне с вопросом, как у меня дела. Надо сказать, что в Одессе я был на судах, которые там стояли, и на них был сравнительный порядок.
На вопрос Гучкова я сказал, что меня чрезвычайно заботят то направление, тот путь, по которому пошел Черноморский Флот под влиянием измен, под влиянием пропаганды и появления неизвестных лиц, бороться с которыми я не могу, так как теперь под видом свободы слова эта агитация может проходить совершенно свободно, может говорить кто угодно и что угодно. Гучков на это ответил: «Я надеюсь, что вам удастся с этим справиться. У вас до сих пор все шло настолько хорошо, что правительство выражает твердую уверенность, что вам удастся справиться с этим направлением».
Я ответил, что до сих пор для того, чтобы справиться с этим, у меня оставалось только одно средство — мое личное влияние, уважение ко мне, мои личные отношения к командам и рабочим, которые, я знаю, доверяют мне и верят. Но это средство является таким, которое сегодня есть, а завтра рухнет, — и тогда у меня уже не будет никаких средств, так как я постановлением правительства в сущности лишен возможности влиять и бороться с этим, если бы я считал необходимым вступить в борьбу. Вот на чем держится пока Черноморский Флот, но я считаю почву настолько шаткой, что завтра я, может быть, точки опоры и не буду иметь, и тогда я уже не в состоянии буду что-либо сделать.
До этого времени мне доносили подробно о всех происходящих митингах, о ходе пропаганды, которая шла во Флоте так же, как и в армии, но я должен отметить, что за весь этот период времени это меня не касалось и личности моей никто не задевал и не затрагивал. Так как Гучков в это время был болен, то переговорить обо веем он со мной не мог и сказал мне, что в ближайшие дни вызовет меня в Петроград. Около 20-х чисел апреля я был в Петрограде по вызову князя Львова[5]для доклада о положении вещей.
Кроме того, меня вызвал и генерал Алексеев, который приехал в Петроград для обсуждения общего положения, для чего вызывались все командующие армиями. Перед уходом из Севастополя я собрал все команды, сообщил им о своём отъезде и спросил их, имеются ли у них какие-либо настоятельные нужды и требования, чтобы я мог передать их правительству. Заявлений никаких не было сделано, и я уехал.
Я бы хотел поставить следующий вопрос: ведь за это время во Флоте произошли большие события, в том числе большое возмущение матросов в Кронштадте, и результате которого погибло несколько сот офицеров, в том числе и адмирал Непенин. Какое впечатление произвели эти события на Флот? Эти события были в начале марта.
Непенин был убит в первые дни революция. В Черноморском Флоте известия об этих событиях не произвели особого впечатления, может быть, потому, что мы получили сведения о них с большим запозданием. Сначала об этом был только ряд слухов, официально же нам об этом никто не сообщал.
Я узнал только через неделю. До этого передавалось, как слух, что в Балтийском Флоте беспорядки, что убит Непенин, убиты офицеры. Может быть, благодаря этому известия об этом и не произвели особого впечатления.
Насколько было лояльно в начале настроение Флота, можно видеть из того, что у меня весь Флот принял присягу. Для этого все офицеры и судовые команды, свободные от службы, были собраны в одно место. Я произнес торжественную присягу на верность новому правительству, которую повторил весь наличный состав.
Таким образом, около 20-х чисел апреля я приезжал в Петроград. Прежде всего я явился к Гучкову, военному и морскому министру, который все еще продолжал болеть и не выходил из своей квартиры на Мойке и даже принимал меня первый день, лежа в постели. В это время настроение в Балтийском Флоте опять сгустилось, так как этот момент совпал с моментом отмены погон и перемены формы.
Настроение в Балтийском Флоте было таково, что, когда при свидании с офицерами я спросил их о положении вещей, они ответили мне, что ожидают на-днях повторения того, что было, т. Большую роль в этом играл адмирал Максимов, деятельность которого носила почти преступный характер. Он чрезвычайно быстро перекрасился, усвоив какую-то скверную демагогическую окраску, и на этом все время вел игру, по существу не представляя собой ничего подобного раньше и будучи, наоборот, убежденным милитаристом, который говорил только о войне.
В тот же момент он вел себя совершенно в демагогическом направлении. В связи со всеми этими событиями, Максимов не был даже принят Гучковым, и вместо него представителем Балтийского Флота был начальник штаба, капитан 1-го ранга Чернявский. Максимов должен был приехать, как командующий Балтийским Флотом, с докладом к Гучкову, но в виду того, что в Гольсинг-Форсе сгустилась атмосфера, в чем виноват был Максимов.
Гучков заявил, что он не желает видеть Максимова, и тогда с докладом к нему явился начальник штаба Чернявский. Гучков сообщил мне о создавшемся положении и сказал, что в Балтийском [57] Флоте назревают новые беспорядки, что с Кронштадтом ничего нельзя сделать, что главную вину и ответственность за происходящее в Балтийском Флоте он возлагает на Максимова, что эта его неприличная работа, направленная в демагогическом духе, привела и приводит к таким последствиям, которые не дают уверенности, что Балтийский Флот будет существовать к весне. С моей точки зрения, здесь, может быть, была не столько вина Максимова, сколько причина крылась в положении нашего Флота, стоявшего в Ревеле и Гельсингфорсе.
Я совершенно определенно считал, что главной причиной этих событий была немецкая работа.
Кейс-задание: Кейс 4. Из Туркманчайского мирного договора 1828 г. Отныне на вечные времена пребудет мир, дружба и совершенное согласие между е. Вследствие сей уступки е.
ЕГЭ по истории 2018 вариант 10
В первый день путешествия не произошло ничего, нарушающего обычную рутину. В первый день путешествия не произошло ничего, нарушающего обычную рутину. Узнали, что творилось в Петрограде по 27-ое.
Происхождение
- Боевая работа в Черноморском флоте адм. А.В Колчака
- 24-го января 1920 г.
- Авторизация
- Специальные программы
Задание №3137
3) События, описываемые в отрывке, произошли после Куликовской битвы. Автором первой официальной советской версии событий в Кронштадте стал наркомвоенмор Троцкий: он первым определил произошедшее как «Кронштадтский мятеж» и напрямую связал его с заговором иностранных разведок и контрреволюционного подполья в Советской России. 3 (16) июня в Петрограде открылся Первый Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов. В первый день путешествия не произошло ничего, нарушающего обычную рутину.
О событиях 25 октября 1917 г. в Петрограде
Около 20-х чисел апреля я был в Петрограде по вызову князя Львова для доклада о положении вещей. Кроме того, меня вызвал и генерал Алексеев, который приехал в Петроград для обсуждения общего положения, для чего вызывались все командующие армиями. Перед уходом из Севастополя я собрал все команды, сообщил им о своем отъезде и спросил их, имеются ли у них какие-либо настоятельные нужды и требования, чтобы я мог передать их правительству. Заявлений никаких не было сделано, и я уехал. Я бы хотел поставить следующий вопрос: ведь за это время во Флоте произошли большие события, в том числе большое возмущение матросов в Кронштадте, и результате которого погибло несколько сот офицеров, в том числе и адмирал Непенин. Какое впечатление произвели эти события на Флот? Эти события были в начале марта. Непенин был убит в первые дни революция.
В Черноморском Флоте известия об этих событиях не произвели особого впечатления, может быть, потому, что мы получили сведения о них с большим запозданием. Сначала об этом был только ряд слухов, официально же нам об этом никто не сообщал. Я узнал только через неделю. До этого передавалось, как слух, что в Балтийском Флоте беспорядки, что убит Непенин, убиты офицеры. Может быть, благодаря этому известия об этом и не произвели особого впечатления. Насколько было лойяльно в начале настроение Флота, можно видеть из того, что у меня весь Флот принял присягу. Для этого все офицеры и судовые команды, свободные от службы, были собраны в одно место.
Я произнес торжественную присягу на верность новому правительству, которую повторил весь наличный состав. Таким образом, около 20-х чисел апреля я приезжал в Петроград. Прежде всего я явился к Гучкову, военному и морскому министру, который все еще продолжал болеть и не выходил из своей квартиры на Мойке и даже принимал меня первый день, лежа в постели. В это время настроение в Балтийском Флоте опять сгустилось, так как этот момент совпал с моментом отмены погон и перемены формы. Настроение в Балтийском Флоте было таково, что, когда при свидании с офицерами я спросил их о положении вещей, они ответили мне, что ожидают на днях повторения того, что было, т. Большую роль в этом играл адмирал Максимов, деятельность которого носила почти преступный характер. Он чрезвычайно быстро перекрасился, усвоив какую-то скверную демагогическую окраску, и на этом все время вел игру, по существу не представляя собой ничего подобного раньше и будучи, наоборот, убежденным милитаристом, который говорил только о войне.
В тот же момент он вел себя совершенно в демагогическом направлении. В связи со всеми этими событиями, Максимов не был даже принят Гучковым, и вместо него представителем Балтийского Флота был начальник штаба, капитан 1-го ранга Чернявский. Максимов должен был приехать, как командующий Балтийским Флотом, с докладом к Гучкову, но в виду того, что в Гольсингфорсе сгустилась атмосфера, в чем виноват был Максимов. Гучков заявил, что он не желает видеть Максимова, и тогда с докладом к нему явился начальник штаба Чернявский. Гучков сообщил мне о создавшемся положении и сказал, что в Балтийском Флоте назревают новые беспорядки, что с Кронштадтом ничего нельзя сделать, что главную вину и ответственность за происходящее в Балтийском Флоте он возлагает на Максимова, что эта его неприличная работа, направленная в демагогическом духе, привела и приводит к таким последствиям, которые не дают уверенности, что Балтийский Флот будет существовать к весне. С моей точки зрения, здесь, может быть, была не столько вина Максимова, сколько причина крылась в положении нашего Флота, стоявшего в Ревеле и Гельсингфорсе. Я совершенно определенно считал, что главной причиной этих событий была немецкая работа.
Гельсингфорс тогда буквально кишел немецкими шпионами и немецкими агентами, так как по самому положению Гельсингфорса, как финского города, контроль и наблюдение над иностранцами были страшно затруднены, ибо фактически отличить немцев от финнов или шведов почти не было возможности. Что касается того, что разница и настроении Балтийского и Черноморского Флота могла находиться в зависимости от состава офицеров, то я считаю, что это существенного значения не могло иметь, ибо весь состав офицеров Флота выходит из одного источника. Никаких особо привилегированных групп во Флоте не существовало, так как офицерство в Балтийском и Черноморском Флоте распределялось главным образом по месту рождения: южане шли на юг, те же, которые были с севера, шли в Балтику. Поэтому эта сторона никакого влияния на настроение Флота иметь не могла. Разницу в настроении я приписываю, согласно тем данным, с которыми я познакомился, исключительно работе неприятеля, которому в Балтийском Флоте было гораздо легче влиять на настроение команд, чем в изолированном Черноморском Флоте, который почти все время плавал и находился в движении, в то время как Балтийский Флот несколько месяцев находился в портах, когда устанавливалась тесная связь с берегом. Вот главная причина этого явления. Все остальные являются уже несущественными.
Затем Гучков выслушал доклад Чернявского о положении вещей в Балтике. Чернявский сообщил о выставленном командами требовании, чтобы суда управлялись комитетами, о том, что командование должно быть на выборных началах и о целом ряде требовании относительно офицеров. Выло выставлено требование относительно проведения полного выборного начала во Флоте, чтобы офицеры могли оставаться на судах после санкционирования их командования, и целый ряд других требований, о которых Чернявский подробно доложил. Я, в свою очередь, обрисовал то, что делается у меня на Черном море. Тогда Гучков сказал мне: «Я не вижу другого выхода, как назначить вас командовать Балтийским Флотом». Я отметил: «Если прикажете, то я сейчас же поеду в Гельсингфорс и подниму свой Флаг, но, повторяю, что я считаю, что у меня дело закончится тем же самым, что у меня в Черном море события происходят с некоторым запозданием, но я глубоко убежден, что та система, которая установилась по отношению к нашей вооруженной силе, и те реформы, которые теперь проводятся, неизбежно и неуклонно приведут к развалу нашей вооруженной силы и вызовут те же самые явления, как и в Балтийском Флоте». Я указал, что у меня во Флоте вовсе не так благополучно, как кажется.
Надо сказать, что перед этим правительство прислало мне благодарность и выражение доверия за мою работу в Черноморском Флоте. Я указал, что дело обстоит не так благополучно, как кажется со стороны, и просто лишь в силу изолированного положения Флота, в силу ряда причин, которых не было в Балтийском Флоте, события протекают с задержкой, но я глубоко уверен, что кончится тем же. Поэтому я сказал Гучкову: «Если прикажете, я сейчас же вступлю в командование балтийским Флотом, но вряд ли я смогу помочь и сделать что-нибудь». Гучков сказал, что он подумает еще раз, и спросил меня: «Ведь вы не откажетесь принять это назначение? Я сказал, что привык исполнять приказания, и что, если прикажут, я сейчас же поеду в Гельсингфорс. На этом кончилось мое первое свидание с Гучковым. Тогда же я получил предложение приехать к Родзянко к завтраку.
В разговоре Родзянко высказал оптимистический взгляд относительно положения в Черном море. Я сказал ему, что у меня идет такой же внутренний развал, как и везде. Пока мне удается сдерживать это движение, действуя на остатки благоразумия, но что в настоящее время уже есть признаки, что это благоразумие исчезает, и я нахожусь накануне такого же взрыва, который был в Балтийском Флоте, и что совершенно не верю в благополучие, которое чисто внешнего свойства. Родзяико задал вопрос: «Что же делать, по вашему мнению? Я сказал, что единственный выход вижу в борьбе с тем, что нас разлагает: с пропагандой неизвестных безответственных типов, совершенно неизвестно откуда появившихся, которые ведут открытую работу против войны и против правительства. Пока меня еще не тронули, и я пользуюсь известным влиянием, которое у меня еще осталось, но, вероятно, на-днях и это кончится. Я сказал, что я считаю, что бороться можно только этим путем, но что я положительно не знаю, к кому мне обратиться, кто мог бы помочь мне в этом деле.
Родзянко спросил меня, обращался ли я к каким-нибудь политическим партиям, чтобы они помогли мне в этом деле. Я сказал, что пока еще не обращался. Родзянко предложил мне проехать к Плеханову и поговорить с ним; может быть, он даст совет, даст указания, как лучше поступить в этом деле. Я поехал к Плеханову, изложил ему создавшееся положение и сказал, что надо бороться с совершенно открытой и явной работой разложения, которая ведется, и что поэтому я обращаюсь к нему, как главе или лицу известному с. Насильственными же мерами прекратить, — в силу постановления правительства, — я этого не могу, и, следовательно, остается только этот путь для борьбы с пропагандой. Плеханов сказал мне: «Конечно, в вашем положении, я считаю этот способ единственным, но он является и данном случае ненадежным». Во всяком случае, Плеханов обещал мне содействие в этом направлении, при чем указал, что правительство не управляет событиями, которые оказались сильнее его.
Это было 21 — 22 апреля. Кик раз в этот день, около 4-х часов, было назначено заседание правительства на квартире Гучкова, на Мойке. Плеханов заметил, что это выступление будет пробой правительства, — раз правительство не будет в состоянии справиться с выступлением против него, то какое же это правительство? По всей вероятности, оно должно будет пасть. Вот суть его отношения. Тогда все это выступление базировалось главным образом на почве империалистической политики правительства, — стремлении получить Босфор и Дарданеллы, — что вызвало требование смены Гучкова и Милюкова, как носителей этой тенденции. Плеханов в разговоре со мной сказал такую фразу.
Я считаю, что без этого Россия никогда не в состоянии будет жить так, как она хотела бы». От Плеханова я отправился прямо на совещание совета министров, которое происходило на Мойке, в квартире Гучкова. Когда я проезжал по Невскому и Морской, то мне начали попадаться отдельные воинские части, — там был Финляндский полк и, насколько помню, Измайловский. Вся эта демонстрация стекалась на Мариинскую площадь, перед Мариинским дворцом, где обычно заседало правительство. В данном же случае демонстранты сделали ошибку, не зная, что из-за болезни Гучкова правительство заседает не в Мариинском дворце, а на Мойке. Поэтому демонстрация происходила перед пустым фактически Мариинским дворцом. У Гучкова, в присутствии всего правительства, заседавшего под председательством князя Львова, я подробно доложил все, о чем уже упоминал раньше: о положении на Черном море и о том, к чему это, по моему мнению, должно привести.
В это время получено было известие о демонстрации и о требованиях убрать Гучкова и Милюкова из состава правительства. Как резюме этих разговоров, было сказано как будто Милюковым: «Мы можем обсуждать здесь и говорить о чем угодно, а может быть, через несколько времени мы все in corpore будем сидеть в Крестах или в крепости.
Результатами работы этих комитетов были, например, закон об обязанных крестьянах, разрешение помещикам отпускать на волю дворовых без земли, реформа управления государственными крестьянами и инвентарная реформа на западной части страны. В ответе можно указать два любых события, произошедших при непосредственном участии комитетов. Но нужно помнить, что один вариант ответа не может являться как бы уточнением другого — то есть, если вы отмечаете проведение реформы государственной деревни , нельзя писать о том, что в таких деревнях открывались школы и больницы для крестьян — такой ответ не будет зачтен, хоть и демонстрирует ваши знания этого вопроса. Ответ может выглядеть так: Высшие совещательные органы для подготовки мероприятий по решению крестьянского вопроса назывались Секретными комитетами по крестьянскому вопросу. Этими органами были подготовлены следующие мероприятия: издание закона об обязанных крестьянах; проведение реформы управления государственными крестьянами. Третий вариант задания Прочтите отрывок из воспоминаний государственного деятеля: «О событиях, случившихся в Петрограде, я узнал 1 марта в Батуме. Туда [я] ездил переговорить с адмиралом Колчаком.... Получив первые сведения, я выехал в Тифлис, где получил телеграмму от Алексеева, что, по мнению всех командующих армий, государь должен отречься от престола и просил меня лично телеграфировать об этом Государю, что мне и пришлось сделать.
Я написал приблизительно так: «Впервые дерзаю, как верноподданный, коленопреклоненно умолять Ваше Императорское Величество для пользы и т. Ответа, конечно, не получил, получил лишь текст манифеста. Ещё 6 ноября [прошлого] года, когда я был в Ставке, я имел длинный разговор с [ним] и в очень резкой форме. Я хотел вызвать его на дерзость. Но он всё молчал и пожимал плечами. Я ему прямо сказал: «... Неужели ты не видишь, что ты теряешь корону. Опомнись, пока не поздно. Дай ответственное министерство. Ещё в июне я тебе говорил об этом.
Ты всё медлишь. Смотри, чтобы не поздно было потом. Пока ещё время есть, потом уже поздно будет...
В таком духе я говорил — он всё молчал.
После этого я понял, что всё кончено, и потерял надежду на его спасение. Ясно было, что мы катимся быстро по наклонной плоскости, и рано или поздно он корону потеряет. Ведь странно, что все, даже социалисты, его лично любят. Они мне сами говорили, что у него чудное сердце, прекрасная душа, он умный, симпатичный.
Но её терпеть больше не могли. Она его погубила окончательно. Боюсь, чтоб с ней плохо не обошлись. В газетах уже распространили слухи, что будто бы у Аликс нашли проект сепаратного мира...
Перед моим отъездом из Тифлиса у меня были два социалиста из самых крайних, левых...
До сих пор обыватели по этим карточками получали свои 3 фунта. Но в ноябре произошло нечто странное: те, что устремились за сахаром 1-го и 2-го числа, получили его, не желавшие же стоять в хвостах или не имевшие на это времени, предпочли отправиться за сахаром попозже, числа 3-го, 4-го, и не получили ни кусочка, ни песчинки его… Это нам кажется непонятным. Если выдавалось определенное количество карточек по 1 января, а не февраля и не декабря, то ясно, что запаса сахара имелось столько, чтобы погасить все карточки до 1 января, куда же он девался 3 ноября? Обывателей, оставшихся без сахара, утешают обещанием, что последний скоро подвезут. Допустим, что это так, что сахар учитывался не только имевшийся налицо, но и долженствовавший прибыть, так что в ожидаемой партии доставят его столько, что хватит на все карточки по январь. А все-таки часть обывателей осталась обиженной, оставшись на некоторое время совершенно без сахара!
Зимняя кампания продолжавшаяся почти пять месяцев. Зимняя война. Из протокола допроса А. В. Колчака
Гучков сообщил мне о создавшемся положении и сказал, что в Балтийском Флоте назревают новые беспорядки, что с Кронштадтом ничего нельзя сделать, что главную вину и ответственность за происходящее в Балтийском Флоте он возлагает на Максимова, что эта его неприличная работа, направленная в демагогическом духе, привела и приводит к таким последствиям, которые не дают уверенности, что Балтийский Флот будет существовать к весне. С моей точки зрения, здесь, может быть, была не столько вина Максимова, сколько причина крылась в положении нашего Флота, стоявшего в Ревеле и Гельсингфорсе. Я совершенно определенно считал, что главной причиной этих событий была немецкая работа. Гельсингфорс тогда буквально кишел немецкими шпионами и немецкими агентами, так как по самому положению Гельсингфорса, как финского города, контроль и наблюдение над иностранцами были страшно затруднены, ибо фактически отличить немцев от финнов или шведов почти не было возможности. Что касается того, что разница и настроении Балтийского и Черноморского Флота могла находиться в зависимости от состава офицеров, то я считаю, что это существенного значения не могло иметь, ибо весь состав офицеров Флота выходит из одного источника.
Никаких особо привилегированных групп во Флоте не существовало, так как офицерство в Балтийском и Черноморском Флоте распределялось главным образом по месту рождения: южане шли на юг, те же, которые были с севера, шли в Балтику. Поэтому эта сторона никакого влияния на настроение Флота иметь не могла. Разницу в настроении я приписываю, согласно тем данным, с которыми я познакомился, исключительно работе неприятеля, которому в Балтийском Флоте было гораздо легче влиять на настроение команд, чем в изолированном Черноморском Флоте, который почти все время плавал и находился в движении, в то время как Балтийский Флот несколько месяцев находился в портах, когда устанавливалась тесная связь с берегом. Вот главная причина этого явления.
Все остальные являются уже несущественными. Затем Гучков выслушал.
На основе текста и знаний по курсу истории укажите не менее трех причин, по которым произошло событие, о котором вспоминает А.
Как А. Колчак определяет свое отношение к произошедшему событию? Назовите не менее двух причин, которые он приводит в объяснение своей позиции.
Ведь странно, что все, даже социалисты, его лично любят. Они мне сами говорили, что у него чудное сердце, прекрасная душа, он умный, симпатичный.
Но её терпеть больше не могли. Она его погубила окончательно. Боюсь, чтоб с ней плохо не обошлись. В газетах уже распространили слухи, что будто бы у Аликс нашли проект сепаратного мира... Перед моим отъездом из Тифлиса у меня были два социалиста из самых крайних, левых...
Они оба откровенно говорили, что всю жизнь мечтали о социальном перевороте, но их мечта была конституционная монархия, но не теперешняя анархия. Этого они не хо тели и не хотят, и не допустят до республиканского строя правления.
Для меня было ясно, как и раньше, что то правительство, которое существовало предшествующие месяцы, — Протопопов и т. Я об этом получил сообщение в Черном море, принял присягу вступившему тогда первому нашему временному правительству… Я считал себя совершенно свободным от всяких обязательств по отношению к монархии, и после совершившегося переворота стал на точку зрения, на которой я стоял всегда, — что я, в конце концов, служил не той или иной форме правительства, а служу родине своей, которую ставлю выше всего… …Я видел…, что положение на фронте у нас становится все более угрожающим и тяжелым, и что война находится в положении весьма неопределенном в смысле исхода ее. Поэтому я приветствовал революцию, как возможность рассчитывать на то, что она внесет энтузиазм… в народные массы и даст возможность закончить победоносно эту войну, которую я считал самым главным и самым важным делом, стоящим выше всего, — и образа правления, и политических соображений». Вопросы: 1.